В детстве у меня был синдром тревожности, который не усиливался со временем, благодаря моей бабушке. Она, как я потом понял, изображала, что я – необыкновенно талантлив во всём. Не говорила, а изображала. Изображала на лице, что я воспринимал как совершенно естественную реакцию. Соврать можно, а изобразить фальшь нельзя. Она была человеком тонким, высокообразованным и я ей очень доверял. Я старался накрутить свои способности: лепил из воска всякие сцены из жизни, клеил из камней красивые фигуры, изображал из себя музыкально одарённого, хотя таковым не был. Но старался вообще-то не очень.

Когда я достиг призывного возраста, то панически боялся попасть в армию. Это заставило меня поступать в университет. Когда я поступил в университет, то за пару недель понял, что я – могу всё: танцевать, сочинять музыку, петь на сцене, общаться с женщинами, заниматься на первом-втором курсах серьёзной научной работой… абсолютно всё. И желание накручивать авторитет у меня пропало на всю жизнь. Я понял, что могу абсолютно всё на свете. Если захочу постараться. По этой внезапно обнаруженной мною причине естественного превосходства я перестал нуждаться в накрученном авторитете.

Природный авторитет у меня вне зависимости от моего желания возникал где-то с дюжиной людей. Немногим может больше. Всё они были умными. Но с природным авторитетом ко мне относилось абсолютное большинство собак, с которыми я жил и с которыми общался. Был у нас такой чихуахуа Пупсик, который за людей считал только женщин. Была слабоумная доберманша Фенька. Но все остальные многочисленнве (https://proza.ru/2010/10/20/285) собаки считали меня авторитетом природным и безусловным. И я не сомневался никогда в том, что они правы.